– Что повторить?
– Как меня зовут.
– Не могу, – Илларион переступил с ноги на ногу. – Забыл.
– Хелье.
– Хе-ли-е.
– Нет. Хелье.
– Хелье.
– Еще раз.
– Хелье.
– Молодец. Слушай, Илларион, я недавно только приехал в Киев, никого здесь не знаю, друзей у меня тут нет. А мне бы князя повидать. Как бы это сделать?
– Я его недавно повидал, – сообщил Илларион, упираясь заинтересованным взглядом в рукоять необыкновенно красивого дядькиного сверда. – Ничего интересного.
– Ну да? А как ты его повидал? Ты его знаешь?
Илларион не ответил. Сверд захватил все его внимание. Очень хотелось потрогать, но дядька, наверное, рассердится.
– Ты, Илларион, не молчи. Ты мне скажи, как ты князя повидал.
– Меня Александр к нему водил.
Глаза дядьки по имени Хелье переместились сперва на алтарь, потом на потолок, и затем в упор посмотрели на Иллариона, но было не страшно. Дядька, оказывается, добрый.
– Александр? – спросил дядька. – А кто он такой?
– Это сын Ипполита.
– А кто такой Ипполит?
Ну это уже совсем свинство. Илларион промолчал.
– Эй, – сказал дядька строго. – Кто такой Ипполит?
Стало ужасно обидно, и Илларион заплакал. А дядька по имени Хелье, по всей видимости, пожалел, что издевается над беззащитным и стал суетиться.
– Слушай, Илларион… Ты, эта … перестань сейчас же реветь, это никуда не годится. Такой большой солидный мужчина, а ревет, как девочка. Небольшая и несолидная. Остепенись, Илларион. Чего ты ревешь?
– Все меня, сиротинушку горькую, обижают, – сообщил Илларион.
– Я тебя не обижаю.
– Обижаешь.
– Чем? Чем я тебя обижаю?
– Кричишь вон на меня.
– Это я от волнения. И вовсе не на тебя.
Он и вправду не хотел меня обидеть, подумал Илларион. Но все равно обидно. Нет хороших взрослых на свете подлунном.
– Все знают, кто такой Ипполит, – пожаловался он. – А ты вон дразнишься.
– Но я действительно не знаю. Я же тебе сказал, я не местный. Я из дальних стран прибывший.
– Таких дальних стран, чтобы не знать Ипполита, не бывает. Его все знают.
– Даже фараоны египетские?
Ипполит не понял, кто такие египетские фараоны, и промолчал.
– Так все-таки, кто такой Ипполит?
– Священник. Я у него обучаюсь премудростям наук.
– А сын его каков собой?
Илларион молчал.
– Как выглядит? – настаивал Хелье. – Большой, маленький, худой, толстый?
– Старый. – Подумав, Илларион добавил: – Костлявый. И веселый. Хороший. А Ипполит плохой.
***
Александр, водящий детей на экскурсию в детинец – это просто удача. Везение. Провидение. Неужто это мою молитву услышал Бог? Интересно, в глазах Бога Матильда – чья жена, моя, или Александра? И как Он относится к моей роли … э … свахи? Сваха я или уличный сводник? Или хуже, женокрад?
– А у Александра есть жена?
– Есть.
Сердце Хелье застучало сильнее.
– Красивая?
– Не очень.
– Добрая?
– Не знаю.
– Умная?
– Нет. Она по-славянски не говорит. По-гречески тоже. Лопочет непонятно, и потом меня по голове треплет.
– А как лопочет?
Не может быть, думал Хелье. Не может быть все так просто.
– Ну так. Как. Доата верис уитлил чайлдин дид. Вроде так.
Хелье прикинул, что может означать фраза, и вдруг понял. Thou art a very sweet little child indeed. Действительно, Матильда никогда не умела ладить с детьми, очень их стеснялась, и пыталась с ними общаться с помощью снисходительных, глупых, ничего не означающих фраз.
Вот, в общем, и все – можно идти забирать невесту.
А также можно повременить. Поскольку сперва следует все-таки поговорить с князем, чтобы совесть была чиста. Потом вернуться в дом Авраама и одолжить у Дира некую сумму денег. И только после этого забирать Матильду и ехать с нею – куда? Ну, допустим, в Константинополь. Город старый и развратный, но есть у него одно значительное преимущество перед Киевом, а именно – среди множества константинопольских греков по имени Александр нет ни одного знакомого.
А когда кончатся деньги? И как отдавать долг? Ну, это просто. Нужно найти источник дохода. Например, учить сыновей богатых вельмож искусству правильного свердомахания. Он где-то слышал, что такое в Константинополе бывает, и даже в некотором смысле модно в данный момент.
Хороший план. Значит, сначала – к Владимиру.
Хелье почувствовал прилив дикой, первобытной тоски. Нет уж. Полгода я ее не видел. Владимир подождет. Олоф подождет. Дура Ингегерд подождет. Полдня ничего не решают в любом случае.
– Вот что, Илларион, – сказал он. – Не в службу, а в дружбу. Мне нужно посмотреть, хоть бы издали, на жену этого мерзав… на жену Александра. Ты меня проведи, а я тебе за это дам поиграть свердом.
– Правда? – недоверчиво спросил Илларион.
– А зачем мне врать? Конечно правда. А по пути мы тебе пряник купим.
– Один?
– А сколько ты хочешь? Сколько хочешь, столько и купим.
Илларион был готов вести Хелье хоть на край света, который, как известно, располагается на юго-востоке Индии, то есть очень далеко.
Из всех возможных маршрутов Илларион, как большинство людей его возраста, выбирал всегда самые короткие, не задумываясь по недостатку опыта о том, что такие маршруты могут оказаться неудобными для спутников, и спутники могут выразить недовольство. Дважды он и Хелье продирались сквозь какие-то заросли, один раз перемахнули через шаткий и грязный забор, один раз прошли замысловатым дугообразным лазом, в котором пахло гадко и затхло и назначение которого осталось для Хелье неясным. В узком проходе между двумя домами Хелье пришлось выдирать из щели попавшие в нее сленгкаппу и сверд. Неожиданно они оказались на широкой улице, мощеной, как легендарные древнеримские хувудваги, гладким камнем и известкой. Сточная канава вдоль улицы была местами перекрыта сверху настилом. Каштаны вдоль одной из сторон росли на одинаковом друг от друга расстоянии. Дома были каменные. Подобные улицы Хелье видел в Риме, но там они были покрыты пылью веков, гарью набегов, и плесенью, а здесь архитектурное великолепие, по-византийски пестрое, подчеркивалось новизной и ухоженностью построек. Понятия особняк в те времена еще не существовало, но дом, к которому Илларион подвел притихшего вдруг Хелье, являлся явным предшественником будущих богатых особняков городского типа. Тремя месяцами ранее Александр и его жена переехали сюда из церковной пристройки, дабы чувствовать себя свободнее, иметь возможность устраивать приемы, и не стеснять Ипполита.