Добронега - Страница 127


К оглавлению

127

– Частности?

– Да, – жестко сказал Александр. – Когда у нас с тобой найдется время погоревать о Добрыне, погорюем, не бойся. Я его, между прочим, тоже знал с очень давних пор. Но сейчас времени нет. Положение твое, князь, безвыходное.

– Да… – неопределенно сказал Владимир.

– Не да, а действительно безвыходное. Дело в том, что, похоже, ты потерял власть.

Владимир затравленно посмотрел на него. Ему и самому приходила в голову такая мысль, но он не хотел ее, гнал от себя, пытался над ней смеяться. Он, Владимир, потерял власть? Глупо.

– Правитель остается правителем до тех пор, пока его воспринимает всерьез бесспорное большинство, – сказал Александр, морщась. – Н-да, оригинальная мысль… Ну да ладно… Ты больше не правитель. Просто потому, что в этом городе, как видишь, уже начали драться за престол. То есть, тебя как бы нет. Святополк прячется и ждет вестей. Мария ждет вестей. Болеслав у себя в Гнезно, если, конечно, он именно туда уехал, ждет вестей. Неустрашимые колеблются – кого поддержать. Ярослав… – Александр покривился. – Даже говорить не хочется. Я его давеча хвалил, и именно поэтому теперь опасаюсь. И Новгород…

– О чем говорить? Ярослав в Новгороде…

– Ярослав не в Новгороде, но дело не в этом. Есть еще и правитель Новгорода. Не Ярослав, Ярославу Новгород не особо-то и нужен, но настоящий властелин Новгорода.

– Это кто?

– Житник.

– Первый раз слышу.

– Это потому, что ты больше не правитель.

– Что ты мелешь!

– Кто-то из них убил Добрыню. Все равно кто. Тебе нужно кое-что понять. Уж постарайся. Тебя убьют скоро – любые из этих сил, просто между делом. Понимаешь?

– Ты что, пугаешь меня, что ли?

– Между делом. Понимаешь? Когда у них найдется на это время. Тебя. И Бориса.

– При чем тут Борис? – спросил Владимир, холодея.

– Путается под ногами. Мешает.

А ведь похоже, подумал Владимир, еще больше холодея. Когда именно я потерял власть? Недавно. Когда я отдал приказ собирать войска, власть у меня еще была, это точно. Сегодня власти нет. Что будет с Борисом! Он где-то там… охотится на печенегов… там его и найдут! Надо ехать, спасать… Но как? С кем?

– Как мало верных людей! – пожаловался он.

– Да, – подтвердил Александр. – Позор какой-то. Все продажные. Тебе нужно собираться в Берестово. Один больше никуда не ходи. Я все время буду с тобой. – Он вдруг выругался. – Diabolo! Мало. Меня одного – мало. Еще бы кого-нибудь, или двух. Ладно. Я могу тебя спасти. Не власть твою, но тебя. И Бориса. Понимаешь?

– Я поговорю с воеводами.

– Добрыня тоже говорил с ними – и видишь, чем кончилось. Теряя власть, правитель теряет также и неприкосновенность. Никакие воеводы не защитят тебя от стрелы, пущенной с пятидесяти шагов, от ножа или сверда ночью, от яда, подсыпанного в блюдо в обеденное время.

– Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю… Можно было бы сбежать. Не впервой. Но тебе бежать нельзя. Тебя никто не примет к себе. Посему тебе нужно исчезнуть.

Владимир улыбнулся.

– Сделать так, чтобы тебя не искали. Тоже самое нужно произвести с Борисом.

– Не понимаю.

– Имя у тебя будет новое. Средства я тебе предоставлю какие угодно. И Бориса с собой возьмешь.

– Алешка, это несерьезно. Я не могу бросить страну. Она погрязнет в междоусобицах, утонет в крови, задохнется.

– Страна бросила тебя. Недели три назад. Пойми ты это.

– Дай-ка мне чего-нибудь выпить. Покрепче. – Немного подумав, он добавил: – Надо бы завещание написать.

– Напиши. Скажи-ка мне, князь… Тот парень, который тебе Предславу … Хелье … э … ты его к себе на службу определил?

– Да. Но он, неблагодарный, исчез куда-то, вместе с другом своим. Я им дал комнаты в тереме. Дом, где они жили раньше, сгорел. Пес их знает, где они. Ты прав, люди хорошие.

– Где Хелье, я знаю.

– Знаешь?

– Его видели в Римском Кроге. Он часто туда наведывается.

– Пьяница. Такой молодой, а уже по крогам ходит. Человек верный, но сладить с ним сложно, как оказалось.

– Мы за ним пошлем, когда придет время. Пиши, князь, вот тебе чистая хартия.


***


Неделю в Киеве царило странное напряженное затишье, какое бывает перед большим событием, а на восьмой день в Десятинной ударили в колокол. Страшная весть облетела город еще до того, как биричи объявили о ней на площадях. Это не укладывалось в головах населения, большинство которого родилось уже во время правления Владимира, этому трудно было поверить – даже печенеги примолкли, а кроги стояли пустые.

Сразу за вестью по городу побежали темные слухи о том, что весть для чего-то скрывали, что тело закатывали в ковер и опускали в подпол, и волокли в санях.

– Какие еще сани? – с недоумением спрашивал кто-то, но ему не отвечали, было не до того.

Тело Великого Князя доставлено было не в Десятинную, но в Михайловскую церковь. Ипполит давал указания. Выставили стражу.

К вечеру к Михайловской неожиданно прибыл Святополк в сопровождении пяти дружинников. Он желал видеть тело. Ипполит отвел князя в сторону и некоторое время тихо с ним говорил. Святополк мертвенно побледнел и, взглянув на закрытый гроб, не стал настаивать, чтобы его открыли.

О болезни князя и скорой кончине ходила молва, говорили разное. Говорили, что князь был отравлен. Говорили также, что он был убит и обезображен. Вскоре стали говорить, что сделано это было по приказу Ярослава Новгородского.

Мария, бледная, осунувшаяся, пришла в Михайловскую одна, без служанки, и о чем-то долго шепталась, споря, со Святополком.

На улицах раздавался плач. Плакали не только женщины – плакали воины, ремесленники, купцы. Плакали священники – греки вместе со славянами. Плакали прижившиеся в Киеве мигранты из разных стран. Оставшиеся в городе дружинники ходили подавленные.

127