Добронега - Страница 100

100

Эржбета промолчала.

– Я его вам найду, – сказал Яван. – Завтра к утру, если он в городе, мы будем точно знать, где именно.

– Каким образом? – спросил Хелье.

– У межей везде есть связи. А вы пока спать ложитесь. Комнаты нам дали, белье свежее. Завтра будет трудный день.

Все молча согласились и почти одновременно поднялись из-за стола.

Закрывшись в отведенной ему комнате, Хелье не стал раздеваться, а сел на постель и начал ждать. Вскоре дверь в комнату Явана открылась и закрылась, раздались шаги. Хелье неслышно вышел, прикрыл за собой дверь, и последовал за Яваном.

На улице Яван огляделся, поправил сверд, и повернул на северо-запад. Хелье двинулся за ним на расстоянии пятидесяти шагов. Затем расстояние пришлось сократить – светильников и факелов становилось все меньше. Начались какие-то мрачные закоулки, грязные, обшарпанные, малолюдные, и иллюминированные только светом тут и там светящихся окон. Яван все больше углублялся в противную эту часть города, и Хелье даже подумал, не повернуть ли ему назад – пусть Яван идет, куда хочет, сам. Но любопытство взяло свое. Что за связи?

Иногда по пути попадались им подозрительные личности. Один раз Хелье чуть не ступил в кучу навоза, хотя лошади и повозки были в этой части города редки.

Прямо по ходу показалась черная полоса, контрастирующая с домами и небом. Городская стена, понял Хелье. Не доходя до стены, Яван свернул в какой-то проулок, который вывел его в маленький римского типа сквер с остатками мраморного фонтана посередине. Яван постучался в одну из дверей. Ему открыли, и он исчез в доме. Хелье прислонился к стене и стал ждать.

***

Новый привратник оказался отвратительным, грязным типом с корыстными глазами. Яван сунул ему в руку монету.

– К госпоже, – сказал он.

Вдвоем они прошли по темному коридору. Тип открыл неприметную дверь, которую Яван не помнил, справа по ходу, и, сказав, «К тебе, госпожа» пропустил Явана внутрь. Дверь за Яваном закрылась.

Комната освещена была тремя свечами в медном подсвечнике. За небольшим столом сидела сурового вида женщина средних лет, с черными с проседью волосами, большими темными глазами, полной грудью, и руками в золотых перстнях.

– А, вот кого не ждали, – сказала она насмешливо. – Явился. Здравствуй, Ликургус, здравствуй.

– Здравствуй, Юстиния.

– Садись, садись напротив. Не зря ты приехал, не зря. И вовремя. Погадать тебе, что ли?

– Не стоит. Ты знаешь, я не люблю.

– Знаю, знаю, победитель. Любишь ты селения жечь, всходы конем топтать, невинных…

– Юстиния, с твоим мнением по этому поводу я уже знаком.

– …а гадать не любишь, нет, не любишь. Один только раз дрогнуло сердце твое, и спас ты аж десять человек от огня. Сам Базиль проклятый удивился такому действу. И теперь ты по делу к нам пожаловал, военачальник.

– Я уже давно не военачальник.

– Думаешь, с годами проходит? – спросила она. – Нет. И тебе отвечать придется за все, как и Базилю, наравне, хоть он тебя и выгнал.

– Юстиния, мне нужно знать…

– Вижу. Ищешь ты человека. Не один ищешь, друзей с собой привез. Человек, правда, дрянь, но ведь и ты не лучше. И хочешь у человека этого забрать то, что тебе не принадлежит. Ну, правда, и ему тоже не принадлежит. Но все-таки.

Яван даже не возмутился. Он просто ждал, пока она выговорится. Женщина имела в своем подчинении дюжину притонов, и все воры Константинополя и окрестностей платили ей долю. С ней бы давно расправилось правосудие, если бы не делилась она частью доходов своих с вершителями оного. И даже колдовство и ворожбу она бросила – за ненадобностью. Ан вишь ты – попрекает. Военачальник… У военачальников есть приказ, и они ему подчиняются. И жива она осталась только потому, что он, военачальник Ликургус, этому самому приказу не подчинился.

– А кровопийца-то опять в Болгарию ездил. Мало Базиль нашей крови пил, еще захотел.

Теперь Базиль ездил в Болгарию в основном собирать дань. Воевать в данный момент там было не с кем.

– Вот деньги. – Яван положил на стол кожаный кошель. – Золотом. Скажи мне, где он, и где прячет хартии. Знаешь?

– Знаю, Ликургус, знаю. Да и скажу, пожалуй. А только деньгами ты в этот раз меня не купишь. Денег мне твоих не нужно.

Какого-то купца ограбили, очень богатого, решил Яван. Не моего отца ли? Вряд ли. Она бы по-другому со мной разговаривала.

– А что же тебе нужно? – спросил он.

– О! Мне много чего нужно. Жизнь мне моя нужна, та, что ты и твои убийцы отняли у меня, военачальник. Старая, добрая, размеренная жизнь.

– Это когда ты не греков грабила, но болгар? Оно как-то привычнее, наверное.

– Придержи язык, Ликургус. Согласен ли ты?

– На что?

– Заплатить.

– Назначай цену.

– Не очень и высокая, цена-то, – заметила Юстиния. – Но денег не возьму. Пойдем со мной.

– Куда?

– Да здесь же, вон за той дверью.

Чего это она задумала, подумал Яван. Странно.

Юстиния тяжело поднялась. Была она телом полна и неловка. Дошла до двери и открыла ее.

– Заходи, Ликургус. Не поправляй сверд, не нужен он тебе сейчас. Опасности нет.

Яван и не думал, что опасность есть – до того момента, когда ее, опасность, упомянули. Он поднялся, посмотрел внимательно на Юстинию, и вытащил сверд.

– Не веришь мне, стало быть, – сказала Юстиния, улыбаясь злобной улыбкой. – Ну, это ничего. Заходи. Свечи захвати.

Яван взял со стола подсвечник и вошел вслед за Юстинией в просторную комнату, хорошо прибранную, с просторным ложем и красивым большим окном.

– Дверь прикрой.

Яван прикрыл.

– Оглянись по сторонам, нет ли кого.

100