Добронега - Страница 71

Чернявый пьяно посмотрел на варанга.

– Кр… красивая? – спросил он.

– Говорят, что да. Дочь италийского купца.

– Далеко?

– Здесь рядом.

Чернявый кивнул и поднялся. Варанг поддержал его под локоть. Второй варанг присоединился к ним. Втроем они вышли из крога, сели в крытую повозку, и поехали в южном направлении.

***

– Князь.

– Да? Нашли Бориса?

– Нет еще. Ищем. Скоро найдем. Тут к тебе пришел вот этот, – рапортовал Добрыня, показывая на Васса. – Говорит, что по важному делу.

Владимир кивнул.

– Охрана готова, если что, – тихо сказал Добрыня.

Владимир кивнул. Добрыня вышел.

Владимир знал Васса как одного из приближенных Марьюшки. Предчувствуя неприятное, он сел опять к столу, подпер подбородок кулаком, а Васса сесть не пригласил. Васс не возражал. Он сразу приступил к делу, стоя напротив.

– Не подумай, князь, что я пришел к тебе по собственному почину. От меня ничего не зависит. Я всего лишь посланник. И я не согласен с теми, кто меня послал.

– Покороче, – попросил Владимир.

– Твой отказ Болеславу стал известен многим. И многим не понравился.

– И эти многие заинтересованы в том, чтобы изменил я решение свое, – объявил Владимир. – В противном случае сделается какая-нибудь гадость. Говори, что за гадость.

Васс поклонился.

– Не прогневайся, князь. Я тут не при чем.

– Короче.

– Сын твой Борис…

Владимир похолодел. Бориса ищут по всему детинцу уже около часа.

– Что же?

– Без применения насилия, князь… задержан и отведен в место тайное. Мне оно неизвестно.

– Это не беда, – сказал Владимир. – Сейчас тебя, Васс… Васс, да? … так тебя кличут? … сейчас возьмут тебя, Васс, под белы руки, отведут в место не то, чтобы очень тайное, но такое, о каком люди говорить не любят, приложатся к тебе каленым железом, и выяснят, что известно тебе, а что неизвестно, и, возможно, неизвестное окажется вдруг известным. Всем на радость.

– Нет. Этому не быть.

– Быть.

– Не быть.

– Не серди меня, Васс.

– Меня ведь не просто так послали. Если я не вернусь к пославшим меня целым и невредимым, то…

– Ну?

– Быть Борису одноруким. Я тут не при чем. Они так решили.

– Добрыня! – крикнул Владимир.

Добрыня тут же ввалился в совещательную палату.

– Здесь я, князь.

– Кто и где видел Бориса последним?

– Не знаю. Его уж искали, оказывается, чтобы о празднестве напомнить, не нашли.

– Где искали?

– Как обычно.

– Выйди.

Добрыня вышел.

Еще десять лет назад… нет, не десять… но, в общем, сколько-то лет назад… совершенно точно… Владимир не стал бы ни о чем с Вассом разговаривать. Ратники бы жгли дом за домом, в то время как Васс умирал бы медленно под пытками, и продолжалось бы это до тех пор, пока не нашелся бы Борис, живой или мертвый, и длилось бы дальше, по инерции, еще некоторое время. Для урока. Справедливость была тогда в глазах молодого Владимира выше и отцовской любви, и отцовского долга. Око за око – это для людей простых придумано. Княжий сын стоит пяти тысяч жизней.

Но со временем, много раз преданый союзниками и соратниками, видевший другую сторону справедливости людской часто и вблизи, князь понял, что и пять тысяч жизней – мало. Жизнь любимых существ дороже всего населения мира.

– И чего же от меня требуют? – спросил он.

– Просят, князь. Всего лишь просят.

– Что же просят?

– Чтобы дал ты согласие на свадьбу и благословение свое не замедлил бы приложить.

Скоты, хорлы, подумал Владимир.

– И тогда мне вернут Бориса? – спросил он.

– Не сразу.

– Через день?

– Когда о свадьбе будут знать в Константинополе, Риме, Шапели, Новгороде и Сигтуне. Когда родится у Предславы сын или дочь.

Владимир закусил губу и прикрыл глаза.

– А дотоле?

– А дотоле будет Борис содержаться хорошо, и отказа иметь ни в чем не будет, но о местонахождении его никто…

– Понятно, – перебил Владимир. – И даже хартию подписать не попросят?

– Нет.

– А когда свадьба?

– Завтра утром.

– С Предславой я могу поговорить?

– Князь, – сказал Васс. – Я предан тебе всей душой. Не по своей воле я тебе все это говорю, поверь.

– Ответь на вопрос.

– Мне больно тебе отвечать. Так хотят они. С Предславой тебе говорить не дадут. Если бы я знал, где они прячут Бориса, клянусь, сам бы его освободил и привез тебе. Также велено мне было тебе сказать, что как только тебя, да хоть кого постороннего, заметят в Вышгороде до завтрашнего вечера, то с Борисом… сам понимаешь…

– А завтра вечером?

Васс промолчал.

– А Предслава?

Васс покачал головой. Так, подумал Владимир. Стало быть, сразу после свадьбы ее увезут в Гнезно. Что ж, есть у меня есть верные люди… и добрые кони… Путь в Гнезно известен… Нет, подумал он с отчаянием. В том-то и дело! Нет у меня верных людей! Старые зажрались, а новых вырастить да обучить я поленился. Ах Марьюшка, ах змея! Организовал все это, конечно же, Святополк. Который тут же в темнице сидит. Радуется, небось. Это он Марьюшку научил всему.

Нет, я что-нибудь придумаю.

– Князь, я должен идти.

– Иди.

***

Твердой походкой Васс спустился в гридницу, прошел к выходу, презрительно глядя на охранников, спустился с крыльца во двор и остановился у одного из праздничных столов. Ему налили вина, и он с удовольствием выпил кубок до дна. Поручение было выполнено, он был жив и свободен, и престиж его в глазах членов кружка Марии, а то и в глазах Содружества, должен был непременно теперь подняться. Не подняться – взлететь. О нем заговорят. Это даст ему большее влияние и большие возможности. А когда Святополк станет великим князем, можно будет и о посадничестве подумать. Да не в Смоленске или Ростове каком-нибудь, а в Новгороде! После чего, чем черт не шутит, со Святополком можно будет поиграть в политику. А там и киевский престол недалеко. Княжит вестимо нынче сын рабыни, которого он только что он так ловко пугнул, в Киеве! А у Васса в предках холопьев нет. Васс весь благороден, целиком, со всех сторон, и даже Рюриковичам он родня.