Итак, нужно принимать решение. Тиун с тоской оглядел собрание, делая вид, что ему скучно. На самом деле он сожалел ностальгически о тех днях, когда юный и симпатичный, он мечтал стать просто охотником. Хорошие были времена. Идешь себе по лесу. Бежит мимо лисица. И так она, сволочь, себялюбиво бежит, будто насмехается. Тут ты прилаживаешь стрелу и всаживаешь ей в пасть или в глаз. Чем не жизнь! Так ведь нет же – грамоте учиться пошел. Ну и как, есть тебе теперь счастье, грамотей хвоев?
Он уже набрал было воздуху, чтобы объявить о решении в пользу истцов. Мол, Дуб и Пташка отдаются в холопы пострадавшей семье на всю их бестолковую жизнь без права откупа, имущество, какое есть, в пользу семьи, и в пользу князя от истцов двадцать сапов. Дубу, судя по настроению братьев, не жить. Деньги у братьев есть, за убийство холопа заплатят свои шесть гривен, и все тут. А девку продадут. Выпорют, изнасилуют, и продадут.
Вдруг с лавицы у стены поднялся здоровенный детина и шагнул вперед. Очередной истец. Не терпится ему.
– Сядь, – велел тиун. – Очередь твоя еще не пришла.
– Повремени, добрый человек, – попросил тиуна детина. – Здесь не все чисто, в деле этом.
– Ты кто таков? – спросил тиун.
– Константином кличут, – объяснил детина, утрируя простонародный прононс. – Я вот что…
– Что тебе нужно?
– Видоков только одного и позвали, – сказал детина. – А ведь неизвестно, что он за человек. А меня не позвали. А может я тоже кое-что видел.
– Что же ты видел?
– Разное, тиун. Где видок, свидетельствовавший в пользу страдающей стороны? Вон он, уж уходить вознамерился. А обожди-ка, милок. Пойди сюда, не бойся.
Собрание заинтересовалось происходящим. Видок неохотно подошел ближе. Константин обнял его за плечи и подвел к столу тиуна.
– А скажи-ка нам, милый, чем занимаешься ты, когда тебя в видоки не просят? – спросил он ласково.
Видок вопросительно посмотрел на тиуна. Тиун пожал плечами.
– Так известно чем, – удивился видок. – Я все больше по ладейному делу. Как и истцы.
– Давно ли промышляешь ты делом ладейным, сокол ясный?
– Давно, – подтвердил видок, не очень понимая, к чему клонит детина.
– А скажи пожалуйста, уж больно интересно… я завсегда ладейным делом интересуюсь… скажи, а то никто не хочет говорить… я уж спрашивал тут всех… чем отличается киль, ну, скажем, шведского кнорра от, к примеру, киля псковской движки?
– Ты что же это, мил человек, за дурака меня принял? – спросил видок не очень уверенно.
– Ты на вопрос ответь.
– А какое это имеет отношение к делу? – спросил тиун, раздражаясь.
– Увидишь, тиун, увидишь. Ну так что же, ладейник? Кнорр и движка? Чем отличаются кили?
– Э… У движки киль… как бы… плотнее. Основательнее.
– А много ли ты движек видел, видок?
– Много.
– А не строил ли ты их сам?
– И такое бывало.
– Из Пскова ты, говоришь?
– Да.
– Это странно, – сказал Константин. – Я вот и во Пскове был только один раз, и движек не строил. Но знаю, что у движки никакого киля нет. Их с плоским дном делают. Да и не в Пскове их вовсе делают, а в Ростове. А во Пскове делают лошены, и у них действительно есть киль, причем двойной.
Собрание ахнуло. Тиун растерялся. Братья вдовы смутились.
– Это все глупо! – крикнул один из них. – К чему все это! Глупо же.
– Тише, – сказал тиун.
– Но ведь глупо!
– Ты сказал, – продолжал Константин, обращаясь к видоку, – что видел, как вот эти двое, – он кивнул в сторону Дуба и Пташки, – и еще один схватили Сивого и потащили, а тебя не заметили. А ты шел себе по улице.
Видок промолчал.
– Да или нет?
– Да.
– Тоже странно. Как это можно не заметить человека с факелом, идущего по узкой улице ночью тебе навстречу.
– У меня не было факела.
– А у них были?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– И было это ровно шесть дней назад?
– Да.
– Очень странно. Шесть дней назад, с вечера, все небо было в тучах, а ближе к утру пошел дождь.
Собрание стало прикидывать – действительно получалось именно так, как говорил Константин.
– Но ты говоришь, – продолжал Константин, – что впотьмах, у реки, без луны и без факелов видел, что именно эти двое там были, он и она. Я не утверждаю, что ты лжесвидетельствуешь, вовсе нет. Тебе просто кажется всякое разное, и ты забывчив очень. Тебе, например, кажется, что ты ладейник. И кажется, что ты чего-то там видел шесть дней назад. Еще тебе кажется, что братья вдовьи тебе не заплатили, чтобы ты сюда пришел и рассказал о том, что тебе кажется. А на самом деле они заплатили, хоть и не очень щедро.
Собрание загудело возмущенно-весело.
– Врешь! – крикнул один из братьев.
– Тиун, – попросил Константин. – Не позорь князя решениями поспешными. Княжеский суд справедлив и беспристрастен. Печенеги – тот еще народ! Но если печенег невиновен – он невиновен. А если виновен славянин – то он виновен. Это так! Но вот эти двое, – он снова указал на Дуба и Пташку, – невиновны. Совсем. То есть, виновны, конечно, но не в том, в чем их тут обвиняют.
– Что ты имеешь в виду? – спросил тоскливо тиун.
– Они виновны всего лишь в краже. Видишь сленгкаппа на добром молодце какая богатая? Эту сленгкаппу он украл. Я знаю, что он украл, потому что украл он ее у меня. И было это ровно шесть дней назад, ночью. Но было это не здесь, а в Берестове. С внутренней стороны, в правом нижнем углу вышиты две буквы латинские, C и I, ибо род мой хоть и славянский, но происходит от Цезаря Первого Великого, Рубикон преступившего и всех после этого победившего. Во всяком случае есть в роду такое поверие.