Добронега - Страница 38


К оглавлению

38

Иллюзии по поводу мягкого климата в Земле Новгородской рассеялись. Какие-то южные ветры принесли в тот год в славянские земли тропический воздух, вскрыли реки, растопили Ильмер, обогрели и обласкали прибалтийские селения, и пропали, и теперь все возвращалось на круги своя. Стоял самый обыкновенный легкий и неприятный мартовский мороз. Вдоль берега прохаживался Годрик, изучающе разглядывая местную флору. Хелье кивнул ему, и Годрик махнул рукой, что совершенно не соответствовало его статусу дирова холопа.

– Только б река не замерзла до того, как доберемся до волока, – высказал он опасение, но особой озабоченности в его голосе не слышалось.

– Ты правда бритт? – спросил Хелье.

– Я правда бритт, – ответил Годрик. – Всем бриттам бритт. Волосами покрыт.

– А? – не понял Хелье.

– Не обращай внимания. Я рад, что ты с нами. А то Дир скучал все это время без друзей. Теперь ему будет веселее.

Некоторое время Хелье смотрел безучастно на ловатскую гладь.

– Заботишься о хозяине? – спросил он.

– Больше о средствах. Когда Дир скучает, он ест за десятерых. Столько еды уходит без толку. Еда – не развлечение.

Помолчав, Хелье ощутил, как на него накатывает страшнейшая тоска. Говорить было лучше, чем молчать.

– А как ты к нему попал? – спросил он.

– Он тебе не говорил? Росли вместе. С семилетнего возраста. В Ростове. Его отец купил моих родителей, и меня в придачу, в Манчестере. Люди мы не простые. – Помолчав, он добавил: – Мой прапрадед был конюхом у самого Ланцелота.

– Ланцелота? – Хелье смутно помнились легенды, старые, и, на его взгляд, глуповатые. Какой-то, вроде, круглый стол, но не в кроге, а в замке, какие-то витиевато и торжественно глаголящие герои и благородные женщины, коварные драконы, поездки за Граалем, волшебник со светящимся посохом, и совершенно специальный сверд со странным названием, с помощью которого можно было покорить весь мир несмотря на торчащие под боком безупречно функциональные римские легионы, контролирующие добрую половину этого самого мира, обошедшие все мыслимые веси, и ни разу не имевшие дела с драконами.

– Это который с женой конунга спал? – спросил он.

– Сам ты спал! – возмутился Годрик. – Никто с ней не спал! Все сплетни. Хорла, люди все время сплетничают, это просто верх неприличия!

– Что значит – никто? Конунг, надеюсь, все же спал с нею?

– Конечно спал. Но об этом не обязательно говорить вслух, это личное дело каждого, особенно если он конунг. Странные вы люди – скандинавы. Ничего святого у вас нет, и очень плохие манеры, очень. Дикие вы все. Датчане хуже всего, конечно, но новгородцы и ростовчане не далеко ушли.

– Ростовчане не скандинавы, – заметил Хелье. – Может, только частично.

– Все одинаковы, что скандинавы, что астеры, что ковши. Дикость.

– А римляне?

– Римляне цивилизованные. Этого у них не отнимешь. Гады, конечно, но цивилизованные.

– А греки?

– По-разному. Есть такие греки, с которыми и знаться-то противно.

С этим Хелье был согласен, хотя былой злости на греков не чувствовал.

– Вообще, – продолжал Годрик, – уровень цивилизованности любого народа можно определить по его охотничьим традициям. Самые примитивные традиции – у датчан. Это не их вина – на их дурацком промозглом полуострове, помимо лосей, никакие животные не водятся. Противное место. Круглый год туман, ни рек тебе, ни гор, а уж как дождь зарядит, так неделями не перестает. Только сами датчане могут такое выдержать. А на лося – какая охота? Выдумки никакой не нужно. Лоси такие же тупые, как сами датчане.

Меж тем восстали ото сна Светланка и Анхвиса, растопили печь, и, потребовав у хозяина съестного, быстро приготовили завтрак. Дир проснулся последним, сбегал к реке поссать, вернулся, и, пристыженный неуемной язвительной Светланкой, сбегал еще раз на речку и вернулся помытый. Годрику за общим столом сидеть не полагалось, и, взяв со стола горбушку хлеба и кусок солонины, он ушел искать баню, о существовании которой сообщил ему давеча рыбак.

Стряпня дировых женщин показалась Хелье неожиданно вкусной, а бодрящий свир рыбака слишком жидким.

– Не налегай так на сало, – велела Анхвисе Светланка. – Скоро в дверь не влезешь, корова дойная.

– Я не налегаю, – смущенно возразила Анхвиса и улыбнулась застенчиво салу в своей миске.

– Знаю я тебя, – заворчала Светланка. – Как в Киев приедем, так небось жрать будешь, как три ростовских свиньи. Все захочешь попробовать. Ах, я это еще не пробовала, ах, я то еще не пробовала.

– Ничего лучше псковских пирожков на свете нет, – объявила Анхвиса. – Всю-то жизнь бы только бы их и кушала бы. Жалко, что во Пскове мы недолго пробыли.

– Ты там всем глазки строила свои хорловы, – заметила Светланка. – Псковские любят коров дойных вроде тебя.

– Ну уж и любят. Ты сама всем глазки строила.

– У меня это просто такое развлечение, – объяснила Светланка. – Я люблю издеваться над мужчинами. А ты растаяла вся, как на тебя смотреть стали. Жрала пирожки и таяла, жрала и таяла.

Анхвиса смущенно хихикала, не забывая класть время от времени скромный кусок сала в крупный упругий рот.

Прибыл Годрик и сообщил, что баня находится в полуарже, публичная, внаем, и владеет ею некий Харя-баньщик. Окончив завтрак, вся компания направилась в баню. Других развлечений в поселке не было.

– Все население земель славянских из Ростова вышло, – объяснял Дир внимательно, как казалось, слушающему Хелье. – Варанги все переиначили, чтобы получилось лестно для них. Придумали, что было завоевание, сперва Рюриком, потом Олегом. На самом деле Рюрика и Олега пригласили с дружинниками, чтобы они за плату и постой защищали земли от набегов и поборов. Самим славянам было не с руки.

38