Добронега - Страница 17

К оглавлению

– Красивый мальчик. Норвежец?

– Он говорит, что он славянин.

– Да ну? Пусть скажет что-нибудь по-славянски.

– Хелье, не откажи, – попросил Эрик, забавляясь.

– Зачем?

– Действительно, чисто говорит, не то, что ты, – одобрила женщина и улыбнулась обворожительно, сверкнув глазами.

Теперь покраснел Хелье.

– Жрать будете?

За сенями оказалось большое помещение с несколькими столами и большой печкой в центре, и со множеством посетителей.

– Это не срочно, – ответил Эрик к неудовлетворению Хелье, который был голоден до звона в ушах. – Нам нужны постели, и нам совершенно необходима новая одежда. Пошли человека к Луке Франку.

– Это мигом, – пообещала Евлампия. – Крайняя комната слева свободна. Гречин!

Откуда-то материализовался сонный и флегматичный малый с выступающей вперед нижней губой.

– Пойдешь к Луке, – строго сказала Евлампия. – Одежда. Два полных набора.

Эрик выволок из кармана кошель и дал Гречину четыре золотые монеты.

– Мне как обычно, – сказал он. – А для Хелье… – он критически оглядел Хелье. – А пожалуй … да … пусть подберет что-нибудь из местных фасонов. Будешь ты, Хелье, новгородский купец. А только вот что … – он подумал, и к четырем монетам прибавил сходу еще пятнадцать. – К нужным людям иду завтра.

– Э! – заметила Евлампия, наблюдавшая за действиями. – Это ж десять сапов, милый мой! Княжеский кафтан купить надумал?

– Двенадцать, – поправил Эрик. – Встречают по одежке. Если я вместо одежки покажу нужным людям эти самые двенадцать сапов, эффект будет совсем другой. Так что, Гречин, рассветный мой, бери побогаче. Чего у Луки есть из богатого платья, то и бери.

Гречин не возражал и не удивлялся. Ему было все равно.

Посетители оглядели новоприбывших, и, в отличие от обычных завсегдатаев крогов, не попытались вступить с ними в разговор. Прав Эрик – необычное место.

***

Через час Эрик и Хелье, поев и выпив бодрящего свира и получив два свертка с одеждой, ушли в отведенную им комнату. Еще через час гости разошлись, а Гречин, позевав и поглядев, как хозяйка Евлампия что-то подсчитывает, отмечает, и царапает длинным стилом на бересте, растянулся на лавице и задремал. Вскоре из внутреннего прохода в крог вышел славянин Хелье в новой одежде. Для новгородского купца он, пожалуй, слишком молодо выглядел. Хорошие сапоги, отороченные мехом, длинная вышитая рубаха, а поверх рубахи – сленгкаппу на легком меху. Шапку с меховым околышем держал он в руке так, как будто боялся ее помять.

– Я посижу в уголку немного, ладно? – спросил он.

Евлампия улыбнулась радостно.

– Бодрящего свира хочешь?

– Да.

Сидя в углу, пробуя бодрящий свир и морщась, Хелье заметил, что Евлампия украдкой, но с большим интересом, его разглядывает.

Непроизвольным движением он поправил длинные белокурые волосы, а затем, уже сознательно, пригладил пушок над верхней губой, заменяющий ему в данной стадии физиологического развития усы, от чего Евлампия хихикнула в кулак и стрельнула глазами.

Допив, Хелье спросил хозяйку, нет ли на заднем дворе бани.

– Есть, – сказала Евлампия. – Натопить?

– Нет ли в доме сверда?

– Есть, как не быть. А что?

– Так, ничего. Я еще спущусь.

Озадачив таким образом хозяйку, Хелье поднялся обратно в комнату, подошел к кровати Эрика, и перевернул спутника со спины на бок, чтобы тот не так зычно храпел. Сев на свою кровать, он долгое время смотрел в одну точку.

Он выполнял поручение Олофа, но почему бы заодно не воспользоваться случаем и не устроить свои дела? Сходить за свердом. Отрубить голову человеку, который спас тебе жизнь. Вернуться в Сигтуну, представить страшное доказательство, получить выкуп от тестя убиенного.

Нет, не выйдет. И дело даже не в том, что нельзя, выполняя поручение конунга, заниматься чем-то еще. Хелье был уже не тот Хелье, что выехал намедни из Старой Рощи, уверенный в себе, спокойный и храбрый в меру. Да, за ним погнались лихие люди, ищущие легкой добычи. Он так думал. Теперь он знал, что гнались вовсе не за ним, а искали Эрика – и это было еще унизительнее. Он потерял контроль над событиями. По неумелости, уходя, как он думал тогда, от пиратов, он позволил смехотворно пологой волне подтащить легкое судно к берегу и хрястнуть его килем о прибрежную скалу. Он потерял сверд, кошель с деньгами, и письмо Олофа к Ярислифу, и был настолько поражен этим бесцеремонным вмешательством судьбы, или Провидения, в его планы, что позволил течению отнести себя на аржу в открытое море. Нет, он, конечно же, греб одной рукой и колотил ногами, но как-то вяло. И надо же было такому случиться – именно в этом месте Эрик, дабы избавиться от преследования, повернул свою посудину к горизонту и выловил его, Хелье, из воды в тот самый момент, когда к посланнику Олофа вернулась воля к жизни и одновременно стало понятно, что до берега он уже не доберется. Он прекрасно плавал, но окончательно замерз и еле двигался. В тех переделках, в каких он бывал раньше, всегда был шанс выжить. В море этого шанса не было.

Теперь Хелье был человеком, видевшим смерть в лицо. Спасение его иначе как чудом назвать было нельзя. Балтика очень велика, а в каждых сутках есть двадцать четыре часа, в любой из которых можно пройти по любой точке Балтики. Вероятность встречи двух объектов в одном месте – никакая, особенно если учесть, что курсирующие по Балтике судна предпочитают ходить близко к берегу и не углубляться в серые и страшные водные пространства.

А как же Матильда, спросил он себя.

Он оглянулся, чтобы посмотреть на спящего Эрика. Вовсе не Эрик убил племянника конунга, но именно Эрик взял вину на себя. Благородный Эрик. Как же. Да, они видели друг друга в Ютланде. Год назад.