– Вот и Эймунд мне говорит, что конунг Олоф не прочь выдать замуж дщерь свою, – сказал Ярослав. – Впрочем, с тех пор, как ты мне это предложил, много времени прошло. Но если ты свое предложение сейчас подтвердишь – что ж, поедем в Сигтуну. Прямо сейчас.
Рагнвальд выставил вперед правую ногу.
– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Ярослав.
– Да. – Рагнвальд расправил плечи. – Не ко времени это, конунг. Это поссорит тебя с Норвегией.
– Рагнвальд, запахни рот, – велел ему Эймунд.
– Я…
– Рот запахни. – Он повернулся к князю. – За Норвегию отвечаю я. Не бойся, не поссоримся.
– Я и не боюсь, – уверил его Ярослав. – Что ж. Завтра же утром едем.
– Нет, – сказал Рагнвальд.
– Рот…
– Князь, она некрасивая, и девочка совсем.
Возникло неловкое молчание.
– Это межгосударственный брак, – попытался спасти положение Жискар.
Не слушая его, Рагнвальд повысил голос:
– Князь, я видел, как к тебе по ночам, здесь, ходит женщина!
Неловкое молчание стало еще более неловким.
– И что же? – спросил наконец Ярослав.
– Ты – обыкновенный мужчина.
На это ответить было нечего. Ярослав ничего и не ответил.
– Она совсем девочка, – упавшим голосом повторил Рагнвальд.
Сидя на лавице, Ярослав подтянул одну ногу, поставил ее на лавицу, обхватил одной рукой, а подбородок положил на колено, и воззрился на Рагнвальда, ожидая, что, может быть, он еще что-нибудь скажет.
Рагнвальд шагнул к князю, как шагают мужчины, желающие сказать своим соперникам несколько угрожающих слов тихим зловещим голосом прямо в лицо. Хелье и Эймунд, ближе всего стоявшие к князю, одновременно заступили Рагнвальду путь.
– Пропустите, – потребовал Рагнвальд.
– Назад, – сказал Эймунд.
Рагнвальд отступил и положил руку на рукоять. Два сверда одновременно сверкнули, выхваченные из ножен. Хелье и Эймунд прошли подготовку в одной и той же школе.
– Не беспокойтесь, дети мои, – сказал Ярослав. – Рагнвальд не собирается меня убивать. Речь идет о его двоюродной сестре, и он просто обеспокоен ее благосостоянием и желает видеть в ее будущем муже человека достойного. Женат ли ты, Рагнвальд?
Рагнвальд затравленно посмотрел на князя.
– Нет, – пробормотал он. – То есть, да. То есть…
– На собственном примере убедясь, что такое постоянно отсутствующий муж – он даже не помнит, женат ли он – Рагнвальд не хотел бы, чтобы его родственница находилась в том же положении, что и его собственная жена. Видимо, ему нужны уверения в том, что ничего подобного допущено не будет. Я могу ему их дать. Наедине. Дети мои, оставьте нас вдвоем.
Поколебавшись, Ляшко и Жискар двинулись к двери.
– Дай мне свой сверд, – приказал Эймунд Рагнвальду.
Рагнвальд молчал. Хелье, стоявший рядом, был согласен с Эймундом. Они ждали.
– Не нужно, дети мои, – Ярослав улыбнулся. – За меня не беспокойтесь.
– Князь, – сказал Хелье, – этот человек…
– Идите, – строго велел ему Ярослав.
Когда они остались одни,
– Рагнвальд, – сказал Ярослав, – знаю тебя, как человека храброго и достойного. Бывают в жизни порывы и страсти, но они приходят и уходят, а достоинство непреходяще. Поэтому я знаю, что никогда ты не бросишь тень на доброе имя своей родственницы. В приданое Олоф дает Ладогу – возьми ее себе. Поезжай туда прямо сейчас, построй себе там дом, детинец, городище – все, что захочешь. И никогда – никогда – не смей показываться мне на глаза.
Рагнвальд сжал зубы. На скулах заходили у него желваки.
– Ты, князь, жесток, – заметил он. – Но и в твоей броне есть бреши.
– Есть, – согласился Ярослав. – Поэтому говорю тебе открыто – упаси тебя Создатель, Рагнвальд, вместо Ладоги поехать в Хольмгард к Житнику и договариваться там с ним о чем бы то ни было.
Рагнвальд опустил голову. Он сразу понял, откуда Ярославу известно про этот альтернативный план.
– Ты написал ему, – сказал Ярослав. – Это было очень неосторожно с твоей стороны. И твое счастье, что грамоту перехватили и доставили лично мне. Есть люди на свете, которые даже рады, что они ниддинги, которые умеют как-то с этим жить. Например, Эрик Рауде. А ты, Рагнвальд, не сумел бы. Тебя очень беспокоит собственный престиж, и мнения о тебе посторонних людей.
Рагнвальд мрачно смотрел на князя.
– Что ж, – сказал он. – Был у дочери конунга и другой кузен, племянник самого конунга. Лет на пять ее старше. Они вместе росли. Что подумает она, когда узнает, что ты женат на убийце ее любимого кузена?
Глаза Рагнвальда, и без того круглые от природы, округлились еще больше. Отрицать было бессмысленно – Ярослав явно хорошо осведомлен.
– Откуда тебе это известно? – спросил он на всякий случай.
– А как ты думаешь.
– Эймунд, – понял Рагнвальд.
Ярослав промолчал.
– Я убью ее! – сказал Рагнвальд.
– Это ничего не изменит.
Рагнвальд стоял перед Ярославом понурый, уже не яростный, уже не безумный.
– Что же делать, – пробормотал он растерянно.
– Ехать в Ладогу.
***
Степь бескрайняя, степь равнодушная, только звезды светят огромные, и очень холодно. Гуляет ветер по степи, поддувает то сбоку, то сзади, а то в лицо. Противно зимой в степи.
Но ничего не поделаешь.
Две женские фигуры продвигались, подвывая ветру, поскуливая, но упрямо и неуклонно – на запад.
Богатый печенег, оказавшийся на поверку мужем неласковым, надменным, уехал сражаться под Любеч, оставив женщин на попечение престарелой своей матери, и жизнь Анхвисы и Светланки стала совершенно невыносимой. Старуха была бойкая, злобная и коварная. Она и при хозяине, сыне своем, спуску женщинам не давала, все тыкала крючковатым грязным пальцем, все сверкала маленькими, кровью налитыми глазками, все требовала, чтобы муж их наказывал, а он ее слушался, и когда маленькая Светланка, поддерживаемая большой Анхвисой, заявляла о правах и протестовала, всегда становился он, подлец, на сторону немытой подлой своей матери. А как хозяин уехал, и вовсе разошлась старуха мерзкая, все кричала на них, все ей было не так, и лезла даже драться, и кнутом охаживала.