Это был с его стороны, если оценивать ближайшее будущее, огромный дипломатический промах. Нельзя было обижать Болеслава! Но Ярослав был в тот день в игривом настроении, и почему бы, решил он, не поморочить голову союзнику Святополка.
***
В конце сентября, в теплый еще день, из Любеча выехал только что переговоривший с князем всадник, которому Ярослав хотел было дать поручения, но вынужден был ограничиться ни к чему не обязывающими пожеланиями. Александр охотно выслушивал мнения политиков, со многим соглашался, ко всем светлым начинаниям относился с большой степенью доброжелательности, оказывал услуги и помогал то советом, то действием, но поступить на службу почему-то отказывался.
Радуясь солнечному дню, как зеркальному отображению жизнерадостной своей натуры, иногда снимая перчатку, чтобы подкрутить щегольский ус, Александр не ехал – путешествовал, не смотрел по сторонам – восхищался, не дышал – пил свежий воздух, не радовался – смеялся. Мрачноватый в юности и даже в молодости, теперь, в среднем возрасте, он давал волю своему солнечному мировосприятию. Он был счастливо женат, и жена собиралась в очень скором времени родить ему наследника. Он походя начал несколько значительных дел за последние три месяца, и радовался их частично удачному завершению. Ехал он не медленно и не быстро на юг, и к концу второго дня, за час до заката, оказался в интересном месте – своего рода междуречье.
Справа шелестел Ирпень, а слева и сзади журчала дурацкая смешная Буча. Он прибыл сюда обходным путем, а потому ближе к вечеру.
Он без труда нашел монастырь и, ориентируясь на него, поехал шагом вдоль берега, пока не заприметил небольшое строение, сарай, не сарай, и костерок возле, над которым болтался котелок.
Александр соскочил с коня, привязал его к дереву, и остался рядом, в тени, не прячась, но и не слишком афишируя свое присутствие. Из избушки вышли двое, он и она. Она была выше его ростом. Он поддерживал ее под руку. Осторожно усадил рядом с костерком. Помешал варево, отлил из котелка в плошку. Дал ей в руки. Заботлив.
Александр вгляделся, мигнул, и вгляделся еще раз. Женщину он явно где-то видел раньше, но вот не помнил, где именно. В детинце? Нет. На торге? Нет. На Подоле? В доме ювелира? В доме портного? Нет. Но очень знакомые лицо и фигура. Где же, где же. А! Да это же подружка его жены. Ирина? Нет, Ирина маленькая, а эта вон какая жердь. Какое-то странное имя, не то польское, не то венгерское, библейского происхождения. Вот, оказывается, о какой женщине мне говорили. Что ж, хорошая женщина. Смелая женщина.
Александр вышел из августовской тени и приблизился к костру. Хелье и Эржбета одновременно подняли головы.
– Вечер добрый, люди, – сказал Александр. – Как поживаете, о чем думаете, где правды ищете?
– Как ты нас нашел? – спросил Хелье. – И кто еще знает, что мы здесь?
– Никто не знает. А как нашел – расскажу, да и останется оно нашей маленькой тайной, – попросил Александр, сдерживая смех. – Что вы тут такое едите? Позвольте присоединиться. Не пропитания ради, а токмо лишь из любопытства. А я к вам с вестями и новостями.
Он присел напротив них у костра, наклонился к котелку, понюхал пары, пожал плечами.
– Ничего особенного, – сказал он. – Варангский отвар.
– Ты из Киева только что? – спросил Хелье.
– Нет. То есть, и из Киева тоже. Но после Киева был Любеч. Такая дыра, доложу я вам. Не знаю, зачем Ярославу понадобилось там жить. Но он там теперь живет. И просил передать привет.
– Что ж, передай и ты ему наш привет, – сказал Хелье.
– Ты в ближайшее время сможешь это сделать сам.
– Любеч – это крепость вверх по Днепру, да?
– Именно. И из Киева тоже вам привет передают.
– Кто? – спросил Хелье, суеверно не решаясь спросить.
– Да вот, видишь ли, есть у меня в Киеве один знакомый шарлатан. Людей лечит. Больше, конечно, мозги им заговаривает, но ведь это тоже не мало. Давеча довелось мне с ним встретиться, и рассказал он мне, как принесли к нему солидного мужчину с двумя ранениями, коего обнаружили какие-то смерды, проживающие в невежестве неподалеку от реки Буча. И что-то мне такое подумалось, по описанию. И спросил я, где живет сей муж. И пошел его проведать. Оказалось – знакомый.
– Гостемил? – спросил Хелье тихо.
– Потомок древнего рода трясение по членам имел из-за горячки. Но выздоравливает. И поведал он мне кое-что. Я – обратно к шарлатану, спрашиваю, не лечил ли кто из его коллег еще кого-нибудь, привезенного от Бучи. Он подумал и говорит – не помню. Но потом вспомнил, что некий грек, еще больший шарлатан, ездил месяц назад в те края, и тоже какое-то ранение было. Ну, мало ли что, другой на моем месте пожал бы плечами, но я что-то такое… подумал… да и Гостемил кое-что рассказал. В общем, нашел я этого грека и, сам будучи частично греком, не проявил должного уважения ни к его профессии, ни к нему самому. И выведал у него все, что требовалось. Он упомянул монастырь, а неподалеку от Бучи в этих краях всего один этот монастырь и есть.
Хелье вздохнул счастливо. Радость переполняла его.
– Молодец Гостемил, – сказал он. – Какой молодец, а! Хочу его видеть.
– Это можно, – заверил его Александр. – Но не сейчас. Позднее.
– Почему?
– Видишь ли, друг мой… – Александр замялся.
– Тебе сейчас нельзя показываться в Киеве, – заметила Эржбета.
– Вот, – подтвердил Александр. – Видишь, женщины всегда видят самое главное во всем, только не каждый раз о том говорят, а по большей части говорят всякие глупости.
– Как там кузина моя? – спросила Эржбета.