Добронега - Страница 146

146

Бросив взгляд на проезжую часть, Илларион увидел Хелье, шагающего вверх к детинцу с отсутствующим видом.

***

Хелье шел к детинцу наудачу, без всяких предлогов, просто рассчитывая совершенно случайно встретить Марию у самых ворот или в округе, игнорируя возможную опасность, руководясь безумной логикой влюбленных. Шансы встретить Марию, мизерные (Случай не любит логического к нему, Случаю, подхода) были приблизительно равны шансам встретить кого-нибудь из команды Эймунда – в том случае, если эта команда вообще находится в городе, а не сбежала от гнева заказчика после провала куда подальше.

Хелье думал, что вот он сейчас встретит Марию, она подойдет к нему и тихо скажет «Ты самый верный и самый храбрый из всех, кого я знаю, я люблю тебя, пойдем куда-нибудь, закроемся где-нибудь, и, умоляю тебя, будь со мною трогательно нежен, я тебя боюсь». Примерно так.

Он понимал, что это глупости, но ведь, с точки зрения людей практических, любовь вообще – глупость, а? Он улыбнулся этой расхожей мысли, как старому другу («вот так вот, Гостемил, не все такие безнадежные циники, как ты») и неожиданно сообразил, что его обступили. Со всех сторон.

Очень некстати.

Это были, конечно же, они. Так и действует логика Случая – ждешь одного, а получается другое.

Они не были готовы к сопротивлению, они ведь думали, что он просто плотник. Старая Роща сказала «хмм» и расправила плечи. Хелье сделал три полуоборота, два из них с наклоном, обманным движением освобождая себе пространство и время для выхватывания сверда. Они тоже вытащили сверды. Эффектный прием Старой Рощи – организация круговой обороны в одиночку – был ими оценен, и они приняли меры. Прорыв через окружение не удался – клинок Хелье все время натыкался на умело подставляемые клинки. Рагнвальд и трое из пятерых тоже прошли учение именно в Старой Роще.

Его могли бы зарубить, или обезоружить, но практичный Рагнвальд не любил ненужный риск. Позади сигтунца взметнулась утяжеленная сеть и накрыла его вместе со свердом, лишая мобильности. Он рванулся и тут же кто-то попал ему кулаком в ухо, свалив на землю. Сверд у него отняли, а самого подняли и быстро перенесли в тень зарослей, где скрутили уже основательно.

Глава двадцать девятая. Благодарность

Несмотря на римское влияние и два или три века частичной христианизации, бритты все равно варвары, а уж бриттские холопья тем более, а имена у них вычурно неблагозвучные. Дознавшись у одолженного Годрика, что имя его означает на старобриттском «власть Господня», Гостемил возмутился до глубины эстетской своей души.

– Это никуда не годится, – сказал он. – Пока ты у меня служишь, я тебя буду звать … хмм … Одолженный? Нет, слишком длинно. Сивый? Глупо, не подходит. Вот что. Отныне я буду звать тебя Геракл. Понял, Геракл?

– Понял.

– Ну вот и прекрасно. Нового повара нашел?

– Да.

– И где же мой скромный элегантный ужин, Геракл, позволь тебя спросить?

– Он не успел еще.

– Ну а как успеет, ты мне его сюда подашь, ужин, заплатишь повару, а потом выпорешь его за нерадивость.

– Слушаюсь, господин.

– Как на твоем наречии «пошел вон, пес паршивый»?

– Get thee away, mangy cur.

– А как – «Удались с глаз моих»?

– Remove thyself from my sight.

– Замечательно. А как – «Послушание есть первейший долг холопа»?

– I’m a revolting Kievan moron, – ответил Годрик, не моргнув глазом.

– А если тебе башку … noggin, да? … Если тебе твой noggin оторвать?

– Obedience is a serf’s primary duty.

– Вот так-то оно лучше. Ну, стало быть, remove thyself from my sight, thou mangy cur, and see about that dinner, there’s a good fellow.

Новый повар готовил совершенно прелестно. Каждое блюдо следовало жевать неспешно, оценивая букет вкусовых качеств и аромат. Виноторговец из Жидове, один из отказавших Явану купить родительский дом, сразу понял, что имеет дело с человеком разборчивым и посылал Гостемилу самые лучшие вина, получая солидную прибыль – Гостемил торговаться не любил. Из-за всего этого жевания и дегустирования ужин затянулся на два часа. Для более полного хвоеволия не хватало неспешной беседы с Хелье, но Хелье куда-то запропастился. Возможно, он изменил своим правилам и задержался в каком-нибудь хорловом тереме? Кто знает. Гостемил умылся, пожевал смолу, со вкусом прочел несколько виршей Горация, посвятил время прогулке перед домом, вернулся, разделся до гола и улегся на белоснежную простыню, не укрываясь и не закрывая ставни.

Проснулся он поздно, снова умылся, сходил на двор поссать, съел завтрак, оделся по-домашнему, и деликатно постучал в комнату Хелье. Никто не ответил. Поколебавшись, Гостемил открыл дверь. Комната была пуста, постель застелена.

– Геракл! – позвал Гостемил, входя в гостиную.

Годрик пришел на зов.

– Хелье не возвращался?

– Нет, господин.

– Но ведь это не в его привычках – проводить где-то ночь, ничего никому не сказав?

– Нет, господин. Насколько я знаю – нет.

– Значит, что-то случилось?

– Скорее всего именно так, господин.

– Что же делать?

– Нужно наводить справки.

– Наведи, а, Геракл?

– Как же это, господин, я пойду наводить справки, коли я холоп?

– Как-нибудь.

– Нет, так нельзя.

– Ты хочешь сказать, что это я должен идти их наводить? Справки?

– Увы, господин.

– Ты безусловно прав. Но до чего утомительно! А сверд нужно с собою брать?

– Судя по всему, да, поскольку, возможно, господин будет подвергаться опасности, выручая друга.

– Невыносимо это, – сказал Гостемил. – Ну, что ж, как видно, придется. Ты точно не пойдешь?

– Помилуй, господин…

– Ладно, понял. Эх! А ведь так все хорошо устраивалось. На постоянную службу, оказывается, поступать не надо, а надо раз в полгода нести службу срочную и чрезвычайную. Полгода можно было сидеть дома днем и развлекаться вечером. А тут – вот, пропал человек, иди ищи его теперь. И сверд этот…

146