– А ты не преувеличиваешь? – спросил Александр.
– Нисколько, – тут же заверил его Ипполит. – Если смута, да еще и Святополк выйдет на волю, тогда нас станут просто убивать, а церкви поджигать с четырех сторон.
– Неприятно, – резюмировал Александр.
– Очень неприятно. А что делать? Не бросать же мне паству. Еще хорошо, что ты уезжаешь – в Италии-то оно как-то спокойнее.
– Что-то мне уезжать расхотелось, – помолчав, сказал Александр. – Я тебе, отец, так скажу, либо ты едешь с нами, либо мы остаемся. В бунт язычников в данный момент я не верю, тут затевается что-то другое. И все же, я не хочу… Не хочу, чтобы ты… в общем, не могу тебя здесь одного оставлять.
– Я уж как-нибудь за себя постою.
– Да, наверное… Решено – я остаюсь. На время. Пока все не уляжется. Я не знаю, что именно замышляет Ярослав. Я не знаю, какое это отношение имеет к Содружеству Неустрашимых. Я не знаю, в каких отношениях Ярослав состоит с Содружеством. Я не знаю, какие планы у Содружества, и что они думают о Ярославе, и что о Святополке. Но что-то случится очень скоро. А тут еще печенеги эти.
– Неприятный народ.
– Весьма. Лупят в свои коробки, это у них вроде музыка такая. Сидят посредине улицы и грохают, грохают, и глаза при этом закатывают. Прохожие и рады бы сказать чего, да бояться.
– Пусть их. Печенеги наглеют, пока им позволяют. Насчет же собственно страшных наших дел… Ты обо всем сказал Владимиру?
– Все, кроме участия в этом деле Содружества. Он в него не верит.
– Не верит?
– Есть люди, которые не верят в суеверия. Или в дружбу. Или в любовь. Владимир не верит в Содружество Неустрашимых. Ярославу я представился дурак-дураком, но он что-то понял. И на ростовском хувудваге у меня были неприятности. Очевидно, он не хотел, чтобы отцу что-то рассказали, чего ему не следует знать. Возможно, он решил, что я понял многое. Это не так, но он так решил. А Владимиру я присягал, посему у меня нет права от него скрывать такие вещи.
– Что за неприятности?
– Да так. Ничего особенного.
– Варанги в Новгороде, говоришь.
– Да, и все прибывают.
– Может, он просто расхотел платить отцу дань?
– Может. А может, он решил предпринять путешествие в Африку или Индию. Может, мне вообще все это показалось, я ведь по натуре подозрительный тип. Но против сговора новгородской дружины и варангов Киев не устоит. В данном случае. Если Владимир не успеет подтянуть силы из близлежащих селений. А он не успеет, если Ярослав ударит сейчас.
– Вот к чему приводит власть, – сказал Ипполит в сердцах. – А ведь оба – хорошие люди, а Владимир еще и умный.
– Я бы не сказал, что Ярослав очень хороший. Ну, посмотрим. В общем, отводи-ка ты нам комнату в своем флигеле, на дверь вешай замок, без стука не заявляйся.
– Что за язык такой, на котором ты со своей супругой говоришь?
– Язык британцев.
– Ого! Цезарева окраина.
– Именно. Она у меня хорошая.
– Любая была бы хорошая. Я уж думал, ты до старости лет разврату предаваться будешь, позор на мою голову седую, но ты остепенился, и я тебя за это хвалю.
– Остепенился я не очень, но жену в обиду не дам, – объяснил Александр. – Иллариона твоего ты не очень мучай, хорошо? Чем-то он на меня даже похож.
Ипполит промолчал.
Перестав вглядываться, рулевой распрямился, пробежал по палубе, перепрыгнул на носовое перекрытие, и тронул Эрика за плечо.
– За нами погоня, – сообщил он бесстрастно.
Эрик обернулся. В этот момент волна подняла легкий кнорр на вполне опасную высоту. Балтика явно решила проснуться и разозлиться. Вдали видны были две темные точки явно искусственного происхождения, и находились точки эти в состоянии движения.
– Может, торговцы? – спросил Эрик.
– Нет, это боевые драккары.
Преимущество драккара в скорости. Два длинных судна с хорошими льняными парусами и крепкой командой догонят кнорр за час. При этом решительно все равно, кто это – пираты ли, наемные ли воины, или просто развлекающийся вельможа. Эрику эта встреча была совершенно ни к чему. Небо темнело медленно. Не стоит рисковать.
Эрик молча кивнул головой в сторону открытого моря.
– Волна-то какая, – поделился рулевой сомнениями.
– Топоры-то какие, – возразил Эрик. – Бредсверды-то какие.
– Нас они не тронут.
– Тронут. Как только узнают, что я здесь – еще как тронут.
– Это несправедливо, – заметил рулевой.
– Совершенно с тобой согласен, – откликнулся Эрик. – Разворачивай посудину.
Рулевой постоял в задумчивости какое-то время, повернулся к команде, и жестом указал на горизонт справа по ходу.
Кнорр развернулся, и бортовая качка сменилась кормовой. Дрянной шерстяной парус убрали, гребцы налегли на весла. Преимущество кнеррир в том, что они могут плавать в открытом море. Это не всегда хорошо кончается, но интересна сама возможность. Драккары в открытом море могут плавать только килем вверх, и то не очень долго.
Через час берега не стало видно. Погони тоже. Гребцы втащили весла и стали ждать появления звезд. Волны по-прежнему были высокие, но не очень злые.
– Стьйор-борд, человек, – крикнул вдруг рулевой.
Впереди, чуть справа по ходу, на поверхности болталось какое-то бревно, возможно обломок мачты.
– Рулевой, отдохни, – сказал Эрик.
– Я не устал. Это человек, говорю я тебе.
– Это бревно.
– Нет, человек. То есть, бревно тоже есть. Я не против бревна. Но есть и человек.
По мере приближения к бревну стало ясно, что человек действительно наличествует. Один из гребцов попытался придвинуть человека веслом, но не рассчитал, выронил весло, и, хрипло крикнув, упал за ним сам. Человек отделился от бревна и в несколько взмахов доплыл до гребца. Помогая ему взобраться на борт, он взобрался и сам, мотая головой и отвергая чью-либо помощь.