Конюх Гильом Старый Франк оказался средних лет конюхом с тусклыми серыми глазками.
– Да? – осведомился он невежливо. – Чего тебе толком надо?
– Мне вскоре понадобятся лошади и повозка, – доверительно сказал Хелье, подбирая италийские слова. Почему-то он был уверен, что ни скандинавских, ни славянских наречий конюх не знает.
– Ничего удивительного, – ответил Гильом на том же наречии, которым владел гораздо лучше, чем Хелье. – Многим нужно.
– Я еду далеко.
– Это не имеет значения.
– Со мной едут еще четверо.
– И это не важно. Лошади хорошие, повозки новые. Заплатишь по уставу – и езжай себе хоть в Индию.
– Мне в Индию не нужно. Мне нужно в Киев.
– И это можно.
– И мне нужно знать, где искать следующую подставу.
– Подставу? – удивился Гильом. – Какую подставу?
– Саффетта дей кавалли. На тайном хувудваге.
– Говоришь ты, сынок, непонятно. Какие такие тайные хувудваги?
– Страды. Стради секрета. Секрети. Стради, хорла. Вернее, уна страда секрета. Секрето.
– Не понимаю. Ну, ты иди, я занят.
– Нет, ты меня слушай, Гильом. Я еду по поручению, миссионе дипломатика, Неустрашимых.
– Это твое дело, по чьему поручению. Плати и езжай себе.
– Заплачу, не бойся.
– Я и не боюсь.
– Но следующая… стаффетта… локанда… дове си оффрива иль сервицио ди стаффетта дей кавалли должна быть мне известна.
– Ага.
– Я по поручению.
– Очень хорошо. Все, я пошел.
– Гильом, Гильом!
– Все, я сказал.
Сколько сразу планов рушится! Неужто Эрик все это придумал?
Хелье взял Гильома за шиворот и приблизил его лицо к своему.
– Ну вот что, сыр взболтанный. Постарайся понять, пока я тебе глотку не перепилил. Поручение. Неустрашимые. Стаффетта дей кавалли.
Свободную руку Хелье положил на поммель.
– А! – вдруг понял Гильом. – Вот о какой стаффетте ты говоришь! Ну тогда все понятно. Так бы сразу и сказал. Отпусти меня, милый человек. Да. Есть такое. А только ничего не могу тебе сказать, пока не увижу знак.
– Какой знак?
– Идентифицирующий. Неустрашимые имеют при себе знаки.
– Письмо, что ли?
– Можно и письмо. Но лучше знак. А то я ничего не смогу.
– Что же это за знак такой?
– Не знаю.
Точно, вспомнил Хелье, Эрик упоминал какой-то знак. Подумав, он взялся за сверд.
– На цепочке, – объяснил Гильом. – Серебряный.
Вот тебе на.
– Будет тебе знак.
– А когда будет знак, тогда и будет – как говоришь? Подстава. Стаффетта.
Подстава, подумал Хелье, будет в любом случае. Придет Дир, и если подстава начнет вдруг не быть, он, Дир, просто на Гильома сядет. И будет сидеть на Гильоме до тех пор, пока подстава снова не вернется в бытие.
Удовлетворенный удачным исходом дела, Хелье вернулся в город и тем же путем направился к крогу. Купол Софии был хорошо виден, и змея над ним пока что не было.
Дойдя до театрального входа, Хелье остановился и прикинул, будет ли виден ему змей над куполом из амфитеатра, и решил, что будет. Наверное, у меня теперь такое же радостное лицо, как у многих местных, подумал он, подходя к привратнику. Привратник держался с достоинством. Хелье осведомился у него по-славянски о плате за вход, получил ответ по-гречески, не понял, дал привратнику монету, не получил сдачи, и вошел во внутрь.
Дневное представление было в самом разгаре. Амфитеатр поразил Хелье гигантскими размерами. Тут и там виднелись на разных уровнях свободные места. Хелье забрался повыше, чтобы видеть купол Софии, сел, и попытался сходу вникнуть в действие. Сходу не получилось.
Актеры перемещались по круглой сцене, подавали реплики, публика время от времени реагировала, то заходясь смехом, то сочувствуя и возмущаясь. Одеты действующие лица были в современные, но не греческие, а римские костюмы, хотя у некоторых имелись в наличии античные щиты и широкие декоративные сверды. Такими свердами только мух давить. Все актеры были в масках, и, очевидно, цвет масок должен был символизировать характер, социальный статус, и даже, показалось Хелье, половую принадлежность, персонажей.
Комедию давали, конечно же, по-гречески. Хелье, знавший около сотни греческих слов, не понимал почти ничего. Он только уяснил, что главный герой – холоп, любящий позубоскалить над господином, и что оба они влюблены в одну и ту же девушку, которую изображал мальчик-подросток в белой маске. Возможно, предположил Хелье, греческий перевод римской пьесы стилизован под античность. Произнося реплики, актеры отчаянно жестикулировали, иллюстрируя свои чувства и поясняя мысли. Досмотрев и дослушав сцену до концовки, Хелье поводил глазами по амфитеатру и нашел неподалеку от себя зрителя с более или менее скандинавским лицом. Хелье тотчас пересел к нему. Зритель оказался славянином из Турова, живущим в Константинополе девятый год. Он объяснил Хелье, что комедия эта написана римским драматургом Теренцием много веков назад, но несколько изменена, чтобы было современнее.
– Почему тогда просто не придумать современную комедию, вместо того, чтобы менять Теренция?
– Наверное, никто не умеет. Кроме того, Теренций хорош тем, что любой актер знает все его комедии наизусть. Это очень удобно, когда они репетируют.
– Что значит – репетируют?
– Играют без зрителей.
– Зачем?
– Это как упражнения. Чтобы не на представлении со зрителями все сделать правильно.
Точно, подумал Хелье. Вот ведь я тупой какой – конечно, они сперва упражняются, а иначе они просто будут друг на друга наталкиваться на сцене. Или один будет говорить медленно, а другой быстро, и тогда все пойдет прахом. Вообще все это ужасно интересно. А над куполом Софии кто-то запустил змея. Кто это до такого додумался?